И.Эренбург || «Известия» №201, 26 августа 1945 годаСЕГОДНЯ В ГАЗЕТЕ: Б.Агапов. В капище империализма. (2 стр.). A.Степанов. Десант в Маока. (2 стр.). К.Пухов. Подробности капитуляции Чанчуня. (2 стр.). B.Сафонов. Пора перейти к делу. (2 стр.). C.Полянский. До отдыха ли сейчас? (3 стр.). И.Мартыненко. Полтавщина накануне уборки сахарной свёклы. (3 стр.). В.Кондаков. Применение кислорода в чёрной металлургии. (3 стр.). В.Кажаринов. Наш завод в 1950 году. (3 стр.). Интервью маршала Роля-Жимерского. (3 стр.). И.Эренбург. Величие и ничтожество. (4 стр.). Выступление де Голля на пресс-конференции в Вашингтоне. (4 стр.). Прибытие делегации СССР в Манилу. (4 стр.). Отсрочка выборов в Народное собрание в Болгарии. (4 стр.). Закон об учредительном собрании в Югославии. (4 стр.).
# Все статьи за 26 августа 1945 года
Это было год тому назад: Париж снова стал Парижем. Не только французы — весь мир облегченно вздохнул: фашистские фельдфебели больше не пасутся на площадях Бастилии, Звезды, Согласия, Республики, на площадях, где санкюлоты танцовали карманьолу, где блузники в 1848 году сажали «деревья Свободы», где Бальзак строил свою «Человеческую комедию», где раскрывали силу цвета Делакруа и Курбе, где в новом ковчеге собирались Гейне и Герцен, Гарибальди и Тургенев.
Мы знаем теперь все детали освобождения Парижа; семь дней французские патриоты, с ручными гранатами и бутылками, сражались против немецких танков; вспомнив былое, Париж ощетинился баррикадами, кровью он жаждал смыть позор сорокового года. О, конечно, не будь под Парижем американских войск, немцы подавили бы восстание, и каждый француз, если не слеп он, понимает, что Францию освободили, вместе с французскими патриотами, мощные силы коалиции. Освобождение Парижа началось задолго до августа 1944 года, и парижане ни на минуту не забывают об этом — недаром назвали они площадь Вийет площадью Сталинграда; наш народ может гордиться тем, что помог французам скинуть страшное иго. Красная Армия приняла на себя главный удар; ослабив германскую армию, мы помогли союзникам высадиться в Нормандии, мы помогли французским патриотам изгнать захватчиков из Парижа. Мы с лихвой заплатили за все — и за Руссо, и за Вольтера, и за «Декларацию прав», и за Гюго, и за душевное величие коммунаров, и за Пастера, и за тот хороший смех парижского народа, который врачевал больное сердце Белинского.
Вероятно, в истории второй мировой войны боевые действия французских партизан останутся второстепенными эпизодами: иные силы потребовались, чтобы разбить военную машину Германии. В 1939 году Франция была сильной державой; эту державу предали ее правители, себялюбивые и неумные. Героизм французских партизан, отвага небольшой французской армии, созданной на чужой территории, мужество народа, четыре года боровшегося против захватчиков, не могли изменить хода военных событий. Значение августовских дней в ином: они морально реабилитировали французский народ, приподняли его; они были не апофеозом, а началом — началом освобождения Парижа и Франции от той жестокой болезни, которая многим казалась смертельной.
Да, освобождение от фашистской чумы, от предательства, от духовного распада, от маразма, который связан с наименованием курорта Виши, началось в августе 1944 года. Прошел год, но Франция еще не освободилась от тлетворного духа. Мы видим рядом свет и мрак, величие и ничтожество. Четыре года народ вел борьбу с захватчиками и предателями, с гестапо и дарнановской «милицией». Вот уже год, как он ведет борьбу с живыми трупами, с призраками, с перекрашенными предателями, с теми, кто был обозом гитлеровской армии, с мародерами, с продажными перьями, с поставщиками, заработавшими на позоре миллионы, с тюремщиками, которые выдают себя за заключенных.
Мало-помалу Франция оживает; трудолюбивый и талантливый народ не хочет отказаться от того места, которое он занимал в мире. 1 французская армия, пополненная партизанами, армия, отказавшаяся от рутины, доблестно сражалась в Эльзасе и в Южной Германии. Рабочие Парижа, Лилля, Лиона, других городов, несмотря на тяжелые лишения, несмотря на корысть и тупость многих предпринимателей, смогли хотя бы частично восстановить промышленность Франции. Мы видим благородство народного сердца: округ Брив посылает продовольствие горнякам Севера, крестьяне Прованса принимают изголодавшихся парижских детей. Край пшеницы Бос даст стране хлеб — в этом году прекрасный урожай. Но нет угля, значит, нет транспорта, и огромные усилия народа направлены на то, чтобы перевезти с моря рыбу, с юга зелень, разжечь горны и сердца. Мы видим, как самоотверженно работают ученые. За год во Франции, несмотря на бумажный голод, вышли сотни книг: народ жаждет слова; отрезанный прежде от мира, он хочет услышать голос человечества; и каждую неделю выходят новые переводы с английского, с русского. Между двумя войнами в беспечной и сытой Франции поэзия умирала, она сводилась к праздным светским забавам; теперь до нас дошли изумительные книга Арагона, Элюара и других поэтов; такой поэзии во Франции не было со времени Верлена и Рембо.
А рядом с величием — ничтожество. В газетах встречаешь чересчур знакомые подписи; вот этот уверял, что Геринг гуманист, этот требовал войны против Советской России, а тот клялся, что «немцы научат наших рабочих повиноваться»... Они живы, курилки глупости и измены. Газеты выходят крохотные — нет бумаги; но вот чем заполняют иные органы свои первые полосы: «Эгерия Гитлера Унити Майтфорд» (с портретом, немецкой шпионки), «Как я подписал перемирие в Компьене» (воспоминания предателя), «Записки гестаповца», «Интервью с четвертым сыном кайзера», «Дневник Розелины дю Валь» (дама, у которой собирались немцы и предатели). Можно составить представление об этой «литературе», прочитав первые строчки дневника упомянутой Розелины: «Я не люблю лекций, я это сегодня сказала господину Лекоку, чрезвычайно любезному организатору выставки «Большевизм против Европы»... Дама не только на свободе, отсотрудничав с немцами, она сотрудничает в газете «Иси Пари» и получает построчные. Перед нами профессиональные отравители народа. Прежде они работали на немцев и на «двести семейств». Немцы ушли, «двести семейств» остались. Если в Париже умирают от голода дети, то есть в том же Париже люди, которые за годы оккупации удесятерили свои богатства, и эти не голодают, для этих и трюфеля, и дичь, и шампанское. Их роскошные машины спешат в Довилль; там среди развалин уцелело несколько гостиниц; как некогда, «весь Париж», то-есть пять тысяч душ из пяти миллионов, должны в августе быть отмеченными на довилльском пляже. О том ли думали патриоты, когда, затравленные ищейками Виши, клялись они обновить Францию?
Я внимательно следил за процессом Петэна. Иногда он напоминал не судебное разбирательство, а юбилей — предатели чествовали именитого коллегу. Генерал Вейган отдавал честь маршалу, тот, нарушая данный им обет молчания, расхваливал «военные заслуги» генерала-изменника. Другие генералы, дипломаты, священники прославляли Петэна, один даже сравнил изменника с Версенжеториксом...Привели в качестве свидетеля мошенника Лаваля. Он пробовал разыгрывать государственного мужа. Он осмелился напасть на Великобританию и Советский Союз. Все это среди бела дня. И репортеры поспешили успокоить читателей: «Пьер Лаваль носит неизменно белый галстук». Французы ждали веревки для этого Пьера, а им рассказывают о галстуке.
Во Францию вернулись некоторые заключенные, уцелевшие в германских «лагерях смерти», истощенные, едва живые. Приехали из Германии и другие узники, которых кормили и поили; эти недурно выглядят. Поль Рейно, по словам газетчиков, помолодел, а Эдуард Даладье «сохранил южный азарт, любовь к анисовой настойке и жажду власти». Об этих злосчастных политиках можно сказать сказанное о Бурбонах после реставрации: «Они ничего не забыли и ничему не научились». Когда я писал роман «Падение Парижа», я думал, что некоторые мои герои умерли, если не физически, то политически; сознаюсь, — я был наивен; я еще не написал первой главы «Освобождения Парижа», а передо мной неожиданное продолжение «Падения Парижа»…
Поль Рейно был «звездой» петэновского процесса. Он пытался выгородить себя; ведь, как-никак, престарелый экс-маршал был преемником Поля Рейно. Этот последний заготовил блистательную речь. Однако на процессе выяснилось, что Рейно не только сдал власть Петэну, но после капитуляции отправил маршалу восторженное приветствие. В свое оправдание Поль Рейно сказал: «Только в тюрьме я понял правду»... Поверим на минуту в целительные свойства тюремной койки. Однако кающиеся Магдалины вряд ли годятся в классные дамы. А Поль Рейно даже не кающаяся Магдалина, это — шестидесятидвухлетний делец, который жаждет снова стать министром.
Защитник Петэна поставил Полю Рейно неделикатный вопрос: «Признает ли свидетель, что закон против рабочих-коммунистов был принят правительством Даладье, в которое входил Поль Рейно?» Свидетель ответил: «Да. Но Петэн воспользовался этим законом, чтобы арестовать меня». Воистину неисправимые!
Поль Рейно не жалеет о законе, который отлучил французских рабочих от Франции; он жалеет о том, что маршал Петэн использовал этот закон не против рабочих, а против господина Поля Рейно.
Рейно не только выступает на процессах, он стал литератором. Передо мной газета «Ле нувелль дю матэн», которая публикует мемуары Поля Рейно. Один из главных могильщиков Франции описывает себя, как спасителя отечества; уж не Поль Рейно это, а новое издание «Орлеанской Девственницы». Остановлюсь на одном пассаже. Незадолго до капитуляции Поль Рейно привлек в правительство своего приятеля и протеже Поля Бодуэна, агента Муссолини. Вот как поясняет Поль Рейно свое поведение: «Поль Бодуэн был «персона грата» для Италии. На следующий день меня посетил господин Гарилья, посол Италии, и заявил мне, что правительство дуче приветствует мой выбор». Еще бы, дуче мог радоваться, что его агент ворочает судьбами Франции. Но чему радуется Поль Рейно? Ведь он жаждал угодить Муссолини ровно за пять дней до того, как Муссолини напал на Францию.
Если Поль Рейно готовится к возобновлению политической карьеры, то Эдуард Даладье его опередил. Скажу сразу: Рейно хитрее, Даладье никогда не отличался ни умом, ни тактом. Я помню его после Мюнхена; на с’езде радикальной партии в Марселе он разыгрывал маленького Наполеона, восклицая: «Я никому не позволю назвать Мюнхен капитуляцией! Это наша победа над войной!» Ему аплодировали наемные убийцы из марсельского «ганга». Несколько дней тому назад Даладье выступал в Оранже, а также на с’езде радикальной партии, и снова битый Наполеон из дурной оперетки пытался восхвалять Мюнхен. Ему бы сидеть дома и замаливать грехи, а он ухитрился стать «почетным президентом радикальной партии». Год тому назад по Елисейским Полям прошли герои освобождения Парижа. Прекрасная годовщина! Но семь лет тому назад по тем же Елисейским Полям, изображая триумфатора, проехал Эдуард Даладье: вернувшись из Мюнхена, он жаждал виватов и лавров. Франция знает, чем она обязана Даладье. Этот герой Мюнхена одержал однажды военную победу: 30 ноября 1938 года, когда он вывел войска против тружеников Франции. В Риоме Даладье хвастался именно этой победой: он надеялся, что немцы его простят, — ведь он расколол Народный фронт и укротил рабочих! После такой «победы» господин Даладье принял Риббентропа, и газеты, получавшие правительственные субсидии, начали писать о «правах Гитлера на Украину». Когда началась война, Даладье ничего не сделал для обороны Франции; он и не думал воевать против Гитлера; он думал воевать против России; он создал экспедиционный корпус для отправки в Финляндию; он перебросил миллион солдат в Сирию, поставив генерала Вейгана во главе армии, которую французские министры для большей точности называли «бакинской армией». Как же он смеет играть роль спасителя Франции, выступая в городе, где есть теперь Сталинградская площадь? Призрак, который промышляет в смутные часы рассвета, когда легко спутать и цвета, и абрис предметов...
Почему в радостный день, когда Франция празднует годовщину освобождения Парижа, я говорю и о ничтожестве, о тех, кто омрачает этот праздник? Потому, что все мы любим французский народ и верим в его большую судьбу; потому, что этот народ продолжает борьбу за освобождение Парижа и за освобождение Франции. Еще много у него впереди испытаний, тяжелых схваток, но победит народ. Тому порукой многовековая история Франции, ее мыслители, ее художники, ее рабочие, ее писатели, ее революции, ее дерзания, связанные с великим чувством меры, ее гений. Тому порукой и знойные августовские дни прошлого года, когда студенты с Сен-Мишеля, металлисты Рено и Ситроена, люди из Бельвилля, из Менильмонтана, из Бильянкура, из Иври, из всех кварталов и предместий, хрупкие девушки, мастерицы, искусницы, внуки инсургентов и коммунаров, старые солдаты Вердена, профессора Сорбонны, мечтатели из мансард, — все они заставили начальника германского гарнизона дрожащей рукой подписать акт о капитуляции. Новый век открылся для французского народа, и советские люди, которые всегда хранили любовь к далекой, но близкой им земле, с дружеским участием следят за суровым возрождением Франции. //Илья Эренбург.
☆ ☆ ☆
26.08.45: Б.Агапов: В капище империализма* ("Известия", СССР)
25.08.45: Пусть живут и здравствуют победоносные Красная Армия и Военно-Морской флот! ("Известия", СССР)
25.08.45: Н.Погодин: Счастье поколений || «Известия» №200, 25 августа 1945 года
22.08.45: Е.Кригер: На допросе ("Известия", СССР)
22.08.45: В.Антонов: «Самураи» || «Известия» №197, 22 августа 1945 года
21.08.45: Эдвин С. Смит: Два месяца в СССР ("Известия", СССР)
19.08.45: Г.Ворожейкин: Авиация народа-победителя ("Известия", СССР)
19.08.45: Л.Кудреватых: Иван Кожедуб || «Известия» №195, 19 августа 1945 года
19.08.45: А.Булгаков: В Маньчжурии || «Известия» №195, 19 августа 1945 года
17.08.45: Японские изверги замучили сержанта Калинина ("Известия", СССР)
15.08.45: Г.Болдырев: Грозные уроки прошлого ("Известия", СССР)
15.08.45: Конец японского агрессора || «Известия» №191, 15 августа 1945 года
15.08.45: Поражение японского империализма || «Правда» №194, 15 августа 1945 года
14.08.45: Торжество нашей молодости ("Известия", СССР)
14.08.45: Т.Тэсс: Мы встретились снова || «Известия» №190, 14 августа 1945 года
14.08.45: В.Лебедев-Кумач: Обезопасим наши дальневосточные границы ("Известия", СССР)
12.08.45: В.Аварин: Японские планы господства над миром ("Правда", СССР)
10.08.45: До конца разгромить японских империалистов! ("Красная звезда", СССР)
10.08.45: Н.Погодин: Сопредельное государство ("Известия", СССР)
10.08.45: Японский агрессор будет разгромлен || «Известия» №187, 10 августа 1945 года
10.08.45: Советский народ единодушно одобряет решение своего родного правительства ("Правда", СССР)
09.08.45: Японский агрессор будет разгромлен! ("Правда", СССР)
09.08.45: Под водительством Сталина — к победе! ("Правда", СССР)
09.08.45: Война с Японией || «Известия» №186, 9 августа 1945 года
09.08.45: Б.Агапов: В капище империализма || «Известия» №186, 9 августа 1945 года
05.08.45: Сталинский День железнодорожника ("Известия", СССР)
05.08.45: Б.Арутюнов: Железнодорожный транспорт на новом под’еме ("Известия", СССР)
Июль 1945:
31.07.45: Подвиг советских железнодорожников ("Известия", СССР)
27.07.45: Эль-Регистан, Н.Рыбак: В сердце Европы ("Известия", СССР)
24.07.45: В.Полторацкий: Поезд идёт домой ("Известия", СССР)
24.07.45: И.Эренбург: Первый изменник ("Известия", СССР)
Газета «Известия» №201 (8811), 26 августа 1945 года